-С какого возраста вы начали рисовать? Помните свой первый художественный опыт?

-О господи! Помню, что когда я нарисовал всякие глупости, учительница повесила мой рисунок на шею и сказала, что так я должен ходить по школе. Это был какой-то неприличный рисунок.

-Вы учились в Харьковском художественном институте, там довольно сильная традиционалистская школа. Почему и как вы стали сюрреалистом?

-Всякая школа, она очень быстро прерывается, это раз. Во-вторых, многие люди развиваются от обратного, они испытывают отвращение к той еде, которую едят. Они пытаются найти что-то другое. Вот, я, наверное, из тех людей.

-Но вы сразу стали сюрреалистом?

-Я не думаю вообще, что человека надо заключать в такие жесткие рамки. Я не думаю, что я такой уж страшный сюрреалист. Сюрреализм - это условные вещи. Я просто художник - человек, который красками рисует на холсте.

Я не думаю, что разложены по полочкам стили, среди которых можно что-то искать. Просто ты ищешь то, что адресовано тебе, пробираясь сквозь кучу мишуры к самому себе. А потом кто-то дает этому определение. Вы же не готовы к тому, чтоб вас можно было одним словом описать. Всякое описывание - это редуцирование, упрощение реальности.

-И все-таки, сколько времени у вас нашло на поиск собственного стиля?

-Вы думаете, я его нашел?

-Я думаю да. По крайней мере, от 2000 до 2011 он у вас прослеживается один и тот же.

-Серьезно? Это замечательно! Меня всегда люди ругали, что у меня такое отсутствие стиля, что у меня его нет и я эмигрирующий человек. Меня не интересует внешняя сторона предмета, а интересует в живописи философия и материал. Меня интересует скорее борьба с материалом. Каждый человек создает себе проблему. Вот хочется полюбить такую-то женщину, или хочется влюбить в себя такого мужчину. У человека есть преодоление материала. Вот и искусство меня интересует с этой точки зрения.

-Почему у вас так много средиземноморских пейзажей?

-Это точно. Я люблю мир вокруг моря. Наверное, я один из немногих людей, который объездил почти все побережье Средиземного моря. Я знаю почти каждый кусок берега с европейской стороны. Я знаю почти все от Анталии до Гибралтара и почти все острова. Я могу дать совет, кстати, туристический.

-О, дайте совет нашим читателям! Где живописнее всего?

-Вообще из всех мест, которые я знаю, я советую всем Сицилию. Потому что она объемлет все слои культуры - древний мир, средневековье, современный. Плюс еще хорошее море и мало людей.

-У вас есть работы, отсылающие к Дали, и даже его силуэт. Это вы специально?

-Это даже скорее не к Дали, а к Бунюэлю. Бунюэль - это такая неизвестная часть современной культуры отчасти. Я Дали уважаю как человека, но не как художника. И мои картины - это как бы иллюстрации к фильмам Бунюэля.

-А там где мужчина и женщина целуются, а лица не видно?

-Это гомосексуалистская передача истории рождения Христа. Дева Мария, к ней пришел святой дух. ...ну там знаете. А у меня банализация рождения Бога. Человек просто сидит в кафе, к нему спускается ангел, целует его и рождается Бог. А мы сидим, едим макароны при этом.

То есть мы живем сегодня. А когда нам говорят, что надо подождать, и завтра будет лучше, повысят пенсии, поднимут зарплаты - ничего этого не будет. Завтра мы станем старее, скучнее, и все, что может произойти, может только произойти сегодня. Поэтому мы должны ценить те моменты, которые с нами происходят сегодня. И Бог целует человека каждый день, человек просто должен этим воспользоваться.

Мы в нашем славянском мире рассматриваем часто жизнь так, как будто кто-то где-то решает наши судьбы. Мы сами решаем наши судьбы, каждый день.

Поэтому в жизни важна жизнь, а не искусство.

-Но давайте все же вернемся к искусству. Кто вам нравится из современных художников?

-Мне нравится ваш украинский Шура Ройтбурд. Мы с ним занимаемся тем, что нам нравится, параллельно. Еще при советской власти мы с ним ездили в Одессе на 16-й километр. Там были такие дачи, и мы там пили портвейн за рубль шестьдесят две. И тогда еще никто не продавал никаких картин вообще. Ройтбурд был студент третьего курса художественного педагогического института.

-А как вы попали на Запад в Нюрнберг? Это в 1992 произошло?

-Это абсолютно неинтересная история. Были в то время такие города-побратимы. Одних везли туда, других сюда, это был такой какой-то товарообмен художниками.

-А почему вы переехали в Германию?

-Я всегда любил Европу и я боялся, что не увижу Помпеи. Это абсолютная правда, ради этого!

-А откуда эта любовь к Европе, когда она началась?

-В институте, наверное. У нас был такой преподаватель истории искусств, который в советское время в советской стране показывал нам слайды. Это были картины красивых иностранных городов, развалин. Это было так романтично. Было также осознание того, что все мы живем в тюрьме, хотелось эту тюрьму покинуть. Несвобода. Вот вы сейчас живете в христианском мире, и он является данностью. А он всего лишь маленькая часть. Вот точно так же жили мы в советской стране и думали, что все, что там, за чертой - это страшно, ужасно. Но хотелось пересечь эту черту.

-У вас много выставок. Вам кто-то помогает в них участвовать?

-Это происходит случайно. Я вывешиваю в интернете картину, а потом мне приходит какая-то информация или приглашение. Я, кстати, всем украинским художникам советую не соглашаться участвовать там, где требуют денег. Если за выставку просят денег - это жулики. Поэтому я выставляюсь только там, где денег не требуют.

-А вы выставляетесь только в частных галереях или государственных?

-А здесь только частные в основном. Нет, я как-то был записан в Немецкий Союз художников. Но все эти союзы - немецкие или корейские - все они построены по одной программе. Везде Советский Союз. Везде ты должен ходить на собрания, платить жалкие членские взносы. Есть какая-та прослойка людей, которые получают эти тонкие сливки Министерства культуры, и они обмениваются между собой выставками. А все остальные художники - это пушечное мясо. Поэтому просуществовав в этой системе где-то года четыре, я вышел оттуда.

А все остальные фонды, премии и стипендии - это для активных таких комсомольцев. Я предпочитаю существовать независимо.

-Сколько стоит одна ваша картина?

-Картину нужно оценивать в зависимости от ее покупателя.

-Ну и какие бывали случаи хороших покупателей?

-3-4 тысячи евро. А так - 500 евро.

-А сколько времени уходит на написание одной картины?

-Это прекрасный вопрос. Ну, это примерно, как влюбить женщину. Если она тебе нравится, то есть если ты представляешь, как нарисовать картину , то уходит там полдня. А вот если не дается, то уже долго - два, три, четыре месяца. Это же как бы создать идеал - кто это может знать? Это тайна. Бывает, что над какой-нибудь ерундой бьешься, как безумный.

Это как я недавно научился отличать плохое вино от хорошего. Вот я был намедни в Америке, там такая есть Винная долина возле Калифорнии. Она называется Русская долина по имени русских колонистов. И вот кругом растут виноградники. Ведь там в магазинах вина за 2-3 доллара, но таких мало, а в основном, за 20-50. Так вот чем отличаются вина. Вот, например, у тебя есть кот с улицы, а есть породистый. Вот если кот с улицы, он трахается с кем попало, он стоит 100 рублей условно говоря. А породистый - 500. Так и вино. Которое собирается с участка сто на сто метров и не смешивается - более дорогое. А которое из разных виноградников - дешевое.

Если провести длинный ассоциативный ряд, то с картинами то же самое.

-Как вам живется в Эссене? Культурная жизнь устраивает?

-Ну в определенном возрасте оказывается, что уже сам устраиваешь себе культурную жизнь. И вообще художники в некоторой степени индивидуалисты, они не нуждаются в распространении себя. Они сосредоточены на себе, и окружающий мир для них не столь важен. Вот артисту разговорного жанра в этом плане тяжелее, потому что нужны люди, которые бы понимали его язык. А живопись - это явление интернациональное, как женская красота. Ум можно проявить только с помощью языка, а красоту и так видно.

Художником очень плохо быть в провинциальном городе. Ну как балерине. Если ты умеешь прекрасно танцевать где-нибудь в Бердичеве, тебе надо ехать туда, где есть хотя бы театр. Так же и художнику - лучше ехать туда, где больше связей.

-И какие сейчас существуют в мире художественные центры?

-Ну как всегда - Лондон. Важнее даже другое. Должны существовать какие-то социальные привязки, ты должен быть социально активной личностью - для успеха. Надо коммуницировать с окружающим миром, быть веселым, добродушным.

-Откуда берутся эти сюрреалистические образы, которые есть в ваших картинах?

Они берутся из жизни. Выяснять это - бессмысленное занятие. Я же картины не рисую для трудящихся масс, а по большому счету для себя. У меня такой принцип: рисуй, как будто ты богатый. Вот я в картинах решаю свои личные проблемы. Картины - это просто интимный способ постижения себя. Просто я рисую картины, и вдруг возможно найдется человек, который это поймет - какой-нибудь индолог, который знает Ганешу. Но таких людей один на миллион, а вдобавок такой человек должен еще встретиться.

-А по поводу фрейдизма в ваших картинах?

-Ну это скорее юмор. Я просто обыгрываю там что-то личное, никому неизвестное. Вот если бы я был известным художником, критики бы все интерпретировали. Плохая картина, если ее можно описать в двух словах. А вот если нельзя - тогда хорошая!

В Харьковской живописи было очень много птиц, павлинов, кустов, мне казалось, что это искусство немножко ни о чем. Оно такое не социальное. В нем не хватает такой жесткости, строгости, революционного подъема. Меня всегда смущала комфортность украинского искусства - хатки, лелеки.

-А вы не хотели бы вернуться на родину? Когда бываете на Украине, какие эмоции?

-Знаете, я не готов давать советы о родине. Я родился в маленьком городке на Донбассе, и всегда ездил учиться в Луганск, Харьков на поездах. Встаешь рано утром, никогда нет билетов, борьба в кассах, вокзалы, вонь, жуткая жизнь, менты. Для меня это самая ужасная часть украинской жизни. Когда я приехал 15 лет назад в Испанию, пошел, купил бутылку вина, никаких ментов, ничего - полная свобода. Это чувство свободы бродяги - ты можешь где угодно лечь, упасть, выпить вина, закусить, закурить. Я прошел по Средиземноморью пешком, нигде нет ни куска берега, где нельзя бы было не пройти. Ты идешь по берегу, ложишься спать в любом месте, и тебя никто нигде не тронет. Европа - это прежде всего свобода. Люди должны понимать, что это - прежде всего свобода.

Больше работ - на официальном сайте Валентина Русина.

Текст - Наталья Серебрякова, Etoday.
Фотографии - Борис Бергер и Михаил Зелен.